История изучения мордовского народа

Мордовская девушка. Гравюра Е. Скотникова по рисунку Е. Корнеева. 1812 г.

История изучения мордовского народа. Исследование мордовского этноса в дореволюционной России велось в основном в русле этнографических исследований, организуемых Петербургской АН, научными обществами страны (РГО, Обществом любителей естествознания, антропологии и этнографии при МГУ, Обществом археологии, истории и этнографии (ОАИЭ), Финно-угорским обществом (ФУО)), музеями (Кунсткамерой, Дашковским этнографическим музеем, Русским музеем и др.). В 19 в. появились крупные работы отечественных авторов, написанные на основе историко-этнографических и культурологических концепций (труды П. И. Мельникова, В. Н. Майнова, И. Н. Смирнова, А. А. Шахматова, С. К. Кузнецова, М. Е. Евсевьева и др.).

Важным источником сведений о культуре средневековой мордвы служат русские летописи. Мордовский народ — близкий сосед русского народа, поэтому понятен интерес к нему со стороны русских летописцев. Наиболее ранним летописным сводом считается «Повесть временных лет» — первая официальная киевская княжеская летопись, составленная в начале 12 в.

В более поздних летописях, особенно составленных во Владимиро-Суздальском княжестве, соседствовавшем с Мордовской землёй, количество сведений о мордве выросло. В летописных сообщениях 13—14 вв. говорится о «Мордве Пургасовой», «Пургасовой волости», что в «земле Мордовской», «Руси Пургасовой», под которой исследователи обычно подразумевают русское население, подвластное мордовскому князю Пургазу (см. Пургасова Русь).

Летописи свидетельствуют о военных походах, победах или поражениях русских князей в столкновениях с мордовскими князьями. Но иногда в них содержатся сведения о хозяйстве и материальной культуре мордовского народа. В русской летописи 1228 г. сказано: «О войне на Мордву. Тоя же зимы, генваря в 14, князь великий Юрьи, и Ярослав, и Константиновичи Василко и Всеволод идоша на Мордву, и Муромскыи Юрьи Давидович. И вшедше в землю Мордовскую в Пургасову волость, и жита пожгоша и потравиша, а скоты избиша, а села пожгоша, живущие же в волости Пургасове посекоша мечем нещадно, а прочие в плен поимаша и послаша восвояси. Мордва же слышавше вбегоша в леса в тверди свое, а которые не убегоша, и тех избиша» (ПСРЛ, М., 1965, т. 10, с. 94—95). Поскольку упомянутая война происходила зимой (в январе), то «жечь» и «потравить» можно было только хлеб, находившийся в скирдах. Судя по этнографическим данным, обычай оставлять хлеб на зиму в скирдах, то есть не обмолоченным, сохранился в мордовской деревне вплоть до недавнего времени. Наличие запасов необмолоченного хлеба в январе свидетельствует о развитии земледелия и зернового хозяйства. Хлеб составлял основное богатство мордвы, и именно сложенное в скирды «жито» было выбрано главным объектом разорения.

Мордовская твердь. Рисунок Л. Н. Колчановой

Летопись указывает на типы мордовских поселений: селища и Городищегородища. Первые были неукрепленными многодворными поселениями из срубных жилищ, вторые — лесными крепостями, в которых мордва укрывалась в случае опасности. В летописях говорится о мордовских «властях» (волостях), «погостах» и «зимницах». На волости подразделялась Мордовская земля (наиболее известна «Пургасова волость»); погосты — административные центры этих волостей, служившие, вероятно, местопребыванием инязоров и их дружин; зимницы — поселения хуторного типа, возводимые обычно на лесных полянах, использовавшихся для хлебопашества. Помимо постоянного жилища в зимницах имелись хозяйственные постройки и инвентарь, гумна, житницы, запасы зерна и корма, рабочий скот.

По свидетельству «Царственной книги», во время Казанских походов 1545—1552 гг. мордва не только снабжала русские войска продовольствием, транспортом, сооружала мосты и прочее, но и приняла активное участие в военных действиях против татар: «Живущие же в тамошних странах Черемиса и Мордъва и прочие иже преже враждебни, тогда же покоряхуся и приходяще к благочестивому царю великому князю, дающеся во всю его волю государеву, и вся потребная приношаху, хлеб и мед и говяды, ова дарованием, иная же продаваху, и мосты на реках делаху, и везде станы стройны бяху, и все бесчисленное воинство всякими потребами изобиловаху» (ПСРЛ, СПб., 1913, т. 21, с. 643).

Этнокультурные взаимосвязи мордвы с восточными славянами начались в период Киевской Руси. Раннее включение мордвы в сферу влияния Киевской, затем Владимиро-Суздальской Руси, Московской, Рязанского и Нижегородского княжеств, наконец, единого Российского государства способствовало укреплению этих связей. Летописные источники свидетельствуют о том, что мордва — один из оседлых народов Восточных Европы, характеризующийся древней земледельческой культурой. Другой важной отраслью её хозяйства было животноводство. В русском летописании не отразилось деление мордвы на эрзю и мокшу, хотя эти этноструктурные подразделения мордвы в 1-й половине 2-го тыс. н. э. уже существовали.

В 15—16 вв. шёл процесс постепенного сближения мордвы с возвышавшимся Московским княжеством. С вхождением мордовского народа в состав Русского государства объём информации о нём значительно возрос. Множество этнографических сведений о мордве содержат документы и акты 16—17 вв. Сегодня их большая часть опубликована и интенсивно используется исследователями.

Все материалы для изучения культуры мордовского народа по значимости можно разделить на 3 группы. Для определения типов мордовских поселений, топонимии мордвы, как и антропонимии, хозяйственных занятий важным источником являются писцовые и переписные книги, межевые, жалованные и разъезжие грамоты, челобитные.Для изучения дохристианских верований, процесса христианизации мордвы, а также синкретических форм религии и обрядов, антиклерикальных движений народа важную роль играют духовные грамоты, донесения миссионеров (см. Миссионерство). Общественная и семейная жизнь, обычное право, правовое положение мордвы в Российском государстве отражены в воеводских, оброчных грамотах, боярских приговорах, в грамотах на кормление, сыскных книгах, судебных показаниях, допросных речах, купчих.

Экспедиция в мордовском крае. Рисунок А. И. Коровина

В 18 в. в России впервые стали проводиться специальные научные исследования, включавшие изучение культуры населявших её народов, и в частности мордвы. Важную роль в сборе коллекций мордовского народного костюма (см. Головные уборы, Обувь народная, Одежда мордвы) сыграла Кунсткамера, основанная в 1714 г. В 1725 г. была открыта Петербургская АН. Часть организованных ею экспедиций проводилась на территории Среднего Поволжья. В то время народная культура стала изучаться в качестве источника при решении проблем происхождения народов, их этнического родства.

Одним из первых обратил внимание на родство «чудских» языков, или «народов финского корпуса», В. Н. Татищев. «А понеже и сибирские народы, — писал он, — финляндского языка употребляют и мордвины, которые во время Порфирородного в тех же дремучих лесах жили, в которых и ныне жительство имеют; магиары же, которых ныне венграми называем, знатно, ради близости мордвинцов или иных народов финского корпуса, нечто от оного языка к своей речи примешали... Посему... всех народов, которые те же речи употребляли, сродство их я вижу» (Татищев В. Н., История Российская, М. ; Л., 1962, т. 1, с. 209). По замечанию В. Н. Татищева, «мокша» и «мордва» (под которой он понимал эрзю) составляют один народ: «... в Руси доднесь народ сарматской моксели, моши и мокшане именуются и с мордвою един народ есть» (Там же, с. 314), при этом мокшане — «народ сарматской». Хотя это утверждение в целом не подтверждается работами современных исследователей, однако наличие значительного сарматского элемента в культуре мордвы бесспорно. Говоря далее об этнониме «мокша», В. Н. Татищев производит его от аналогичного гидронима. Участники Академических экспедиций 18 в. Г. Ф. Миллер, И. Е. Фишер, П. С. Паллас, И. И. Лепёхин, И. П. Фальк, Н. П. Рычков, И. Г. Георги) значительно дополнили и углубили наблюдения и выводы Татищева, собрали большой этнографический материал о мордве, в том числе коллекции для Кунсткамеры. Миллер, будучи проездом в Казани, собрал данные, которые легли в основу его книг о живущих в Казанской губернии народах. Он составил словарь, включающий более 300 эрзянских слов.

М. В. Ломоносов внёс вклад в разработку проблемы этногенеза славянских и финно-угорских («чудских», «чуди», как он их называл) народов, в выявление их этногенетических и этнокультурных связей. Ломоносову принадлежит мысль о том, что в образовании русского народа принимали участие не только «славенские», но и «чудские» племена: «...и то правда, что от преселений и дел военных немалое число чудского поколения соединилось со племенем славенским и участие имеет в составлении российского народа» (Ломоносов М. В., Полн. собр. соч., М.; Л., 1952, т. 6, с. 295).

М. В. Ломоносов считал территории расселения фино-угорских народов в прошлом значительно большей: «Многие области, которые в самодержавство первых князей российских чудским народом обитаемы были, после славянами наполнились. Чуди часть с ними соединилась, часть, уступив место, уклонилась далее к северу и востоку. Показывают сие некоторые остатки чудской породы, которые по словесным преданиям от славенского поколения отличаются, забыв употребление своего языка. От сего не токмо многих сел, но рек и городов и целых областей чудские имена в России, особливо в восточных и северных краях, поныне остались. Немалое число чудских слов в нашем языке обще употребляются» (Там же, с. 173). С глубоким уважением пишет Ломоносов о чудских народах как западных, так и восточных, об их древней культуре и общении со славянами, в результате чего ещё в древности происходило их взаимное слияние: «...уже и тогда чудь со славянами в один народ по некоторым местам соединилась. После того в первые христианские времена и в средние веки еще много больше меж ними совокупление воспоследовало» (Там же, с. 201). Анализируя проблему происхождения финно-угров, Ломоносов пришёл к выводу, что «... Ливония, Естляндия, Ингрия, Финния, Карелия, Лаппония, Пермия, черемиса, мордва, вотяки, зыряне говорят языками, немало сходными между собою, которые хотя и во многом разнятся, однако довольно показывают происхождение свое от одного начала» (Там же, с. 195).

Выводы В. Н. Татищева, М. В. Ломоносова и участников академических экспедиций о родстве финно-угорских языков и вхождении мордовского языка в данную языковую семью имели большое значение для дальнейшего изучения истории не только языков этих народов, но и их этногенеза, прародины, расселения, этнокультурных взаимоотношений и других проблем. Собранные участниками экспедиций материалы легли в основу раздела о мордве первой сводной этнографической работы о народах России, написанной И. Г. Георги.

Таким образом, учёные 18 в. охарактеризовали наиболее существенные черты хозяйства, материальной и духовной культуры, общественного и семейного быта, этнокультурных взаимоотношений мордвы с другими народами. Был собран и частично опубликован большой лексический материал, включая мордовские названия предметов хозяйственно-бытового назначения, растений, деревьев, животных, рыб, птиц, термины родства, теонимы и т. д., который дал возможность составить первые русско-мордовские словари; наиболее значительны из них словари Палласа и Дамаскина.

Свадьба в мокшанском селе. Темниковский уезд. Начало 20 в. Фото из архива М. Е. Евсевьева

К середине 19 в. относится становление этнографии как особой отрасли научных знаний, а также возникновение учреждений, занимавшихся этнографическими исследваниями. В 1845 г. было организовано РГО, имевшее в составе отделение этнографии. Членами РГО — Мельниковым, Майновым, Кузнецовым — были написаны первые монографические исследования о мордве, в которых использованы материалы, собранные в поездках по местам расселения мордовского народа, экспедициях, организованных по инициативе и на средства РГО. Мельников основную часть книги «Очерки мордвы» (журнал «Русский вестник», 1867) посвятил анализу религиозных верований и обрядов мордвы. Он одним из первых исследователей опроверг распространенное мнение о том, что до крещения мордва поклонялась идолам. «Совершенно несправедливо некрещёную мордву называют идолопоклонниками, — писал он. — Никогда не имела она ни идолов, ни каких других изображений божества» (Мельников П. И., Полн. собр. соч., Спб., 1909, т. 4, с. 431). Далее автор отмечал, что «мордва никогда не имела особых храмов для совершения богослужения», проводя моления «в лесах, на полях, на кладбищах» (Там же, с. 444) (см. Озкс). Мельников сделал вывод о большом сходстве дохристианских верований и обрядов мордвы и русских: «Вообще мордовская вера,— констатировал он, — имела, кажется, большое сходство с языческою верой русских славян, если не была одна и та же. У русских, уже девятьсот лет принявших христианство, она совершенно забылась, но остатки её сохранились в разных обрядах, из которых многие трудно или вовсе невозможно объяснить. Мордва крещена не так давно и еще помнит старинную свою веру. По сохранившимся у мордвы религиозным обрядам и по преданиям об их религии можно объяснить многие русские обычаи и обряды» (Там же, с. 486). Однако стремясь воссоздать систему религиозных воззрений мордвы, Мельников допустил определенный домысел, подогнав её под библейский канон. Евсевьев писал по этому поводу Шахматову: «... Мельников при составлении своих очерков мордвы пользовался описанием мордвы Мильковича. П. И. Мельников все перечисленные у Мильковича моления принял за божества, приписал им фантастические свойства и сочинил ряд молений этим божествам» (Евсевьев М. Е., Избр. тр., Саранск, 1966, т. 5, с. 477).

Эрзянская свадьба. Саранский уезд. Начало 20 в. Фото из архива М. Е. Евсевьева

Но, несмотря на домыслы и ошибки, работа П. И. Мельникова была первым крупным исследованием мордвы, открывшим её для широкого круга читателей России. А. А. Шахматов вспоминал, что у него интерес к мордовскому народу, его культуре возник в детские годы, когда он прочитал в «Русском вестнике» «Очерки мордвы» П. И. Мельникова. Наиболее важный труд Майнова о мордве — «Очерк юридического быта мордвы» (СПб., 1885), в котором автор исследовал нормы обычного права, семейные отношения, пережитки родового строя, имущественные и земельные установления, знаковую систему мордвы, в том числе тамги, бортные знамёна, зачатки письменности и прочее (см. Пиктографическое письмо и идеограммы). В 1889 г. в г. Хельсинки в труде ФУО вышла в свет на французском языке книга Майнова «Остатки мордовской мифологии», в которой была предпринята попытка на основе собственных наблюдений и литературных данных реконструировать дохристианские религиозные верования мордвы. Однако Майнову не удалось верно воссоздать систему этих верований; он некритически заимствовал мифологическую схему Мельникова, на что указывал Смирнов. «При всём интересе, который возбуждает схема Мельникова — Майнова, — писал он, — мы не можем не отнестись к ней с известной долей осторожности. Она слишком отдаёт классическими теогониями, мало вяжется с мордовскими воззрениями на богов и финской теогонией вообще» (Смирнов И.Н., Мордва, Казань, 1895, с. 202).

Во 2-й половине 1880-х гг. началась научная деятельность Евсевьева, по общественно-политическим взглядам примыкавшего к прогрессивным деятелям науки и культуры того времени. В 1892 в журнале «Живая старина» была опубликована его статья «Мордовская свадьба», в которой описывались обряды, сопровождавшие сватовство, приготовления к свадьбе, были представлены свадебные причитания на мордовском языке с подстрочным переводом на русский язык и нотами. В 1915 г. в том же журнале была помещена статья «Братчины и другие религиозные обряды мордвы Пензенской губернии». В ней Евсевьев описал цикл праздников и обрядов, справлявшихся мордвой Пензенской губернии на протяжении года. Он показал, что, несмотря на крещение, среди мордовского населения продолжало бытовать много дохристианских верований и обрядов.

Велика заслуга в изучении культуры мордвы А. А. Шахматова. В 1910 г. в Санкт-Петербурге вышел в свет «Мордовский этнографический сборник» — свод фольклорных и этнографических материалов, записанных им в с. Оркино и Сухой Карбулак Саратовского уезда Саратовской губернии. Обширный материал он распределил по следующим разделам: предания; обычаи; свадьба; сказки; загадки, пословицы, поговорки; песни; рассказы, письма и другое. Тексты даны на мордовском языке с параллельным переводом на русский.

В 1878 г. было основано ОАИЭ, поставившее целью изучение прошлого и настоящего русского и инородческого населения Среднего Поволжья и Прикамья. Наиболее крупной работой о мордовском народе, опубликованной в «Известиях» ОАИЭ (1892, т. 10, вып. 1—3; 1893, т. 11, вып. 5; т. 12, вып. 4), а затем отдельной книгой (1895), был историко-этнографический очерк «Мордва» Смирнова. Его труды занимают особое место в изучении финно-угорских народов. Он первым поставил исследования поволжских и приуральских этносов на уровень требований современной историко-этнографической науки и выработал оригинальный подход к основным этапам их исторического развития, материальной и духовной культуре. Активное участие в работе общества принимал М. Е. Евсевьев. В «Известиях» ОАИЭ были опубликованы собранные учёным «Образцы мордовской народной словесности». Евсевьев неоднократно выступал на заседаниях общества с докладами и сообщениями, приобрёл для этнографического музея общества ценные коллекции костюмов мордвы и других народов Поволжья.

Сбором и экспонированием этнографических коллекций о мордве занимались и музеи. Эта работа была начата в 1-й половине 18 в., когда в Кунсткамеру на основании инструкций В. Н. Татищева (1734) и Миллера (1740) стали поступать образцы одежды, головных уборов, утвари домашней и украшений, присылаемые через местную администрацию. Члены царской фамилии рассматривали хранившиеся в Кунсткамере экспонаты как личную собственность, распоряжаясь ими по своему усмотрению. Часто поступали приказы доставить во дворец тот или иной экспонат. Так, в результате «ледяной свадьбы», устроенной в 1740 г. при императорском дворе, многие экспонаты, взятые для «шествия народов», в том числе мордовские костюмы, были утеряны. В начале 1740-х гг. в одном из отделов Кунсткамеры была оформлена экспозиция, посвященная народам России, где была представлена и мордва. В 1747 г. пожар в здании Кунсткамеры полностью уничтожил этнографические коллекции. Значительную роль в собирании материала о мордве сыграла Всероссийская этнографическая выставка 1867 г. В 1-м отделе («Инородческие племена») экспонировались 5 манекенов мордовок в праздничных и повседневных нарядах; во 2-м отделе («Общий этнографический») — 5 мордовских женских и девичьих костюмов с украшениями и головными уборами. Особо демонстрировались фотографические снимки, альбомы и рисунки художников, относящиеся к мордве Нижегородской и Пензенской губерний. Все экспонаты, присланные на выставку, затем были переданы в Румянцевский этнографический музей и составили его особую часть — Дашковский этнографический музей. После Октябрьской революции экспонаты этого музея были переданы Центральному музею народов СССР в Москве, а в 1948 г. — Государственному музею этнографии народов СССР в Ленинграде. В Русский музей этнографические коллекции (158 предметов, в основном образцы одежды) по мордве Казанской, Тамбовской и Нижегородской губерний поступили в 1902. Евсевьев приобрёл для Русского музея 25 мордовских коллекций (374 предмета) — преимущественно образцы одежды, а также отдельные предметы домашнего обихода и религиозных ритуалов. Собиратель также помогал музею обрабатывать коллекции, выезжал в Санкт-Петербург для оформления экспозиции музея, считая, что дело это весьма трудное, ибо экспозиция должна иметь не только научно-познавательное, но и большое воспитательное, эстетическое значение.

В. П. Шнейдер собирала по поручению Русского музея коллекции в 1903, 1905—1906, 1915 гг. в мордовских селениях, главным образом Саранского и Городищенского уездов Пензенская губернияПензенской губернии (одежда, глиняная посуда, деревянные предметы). В 1907 и 1912 гг. для Русского музея важные коллекции собрал научный сотрудник музея С. И. Руденко: мужская и женская одежда, образцы вышивки, украшения, деревянная утварь, предметы домашнего обихода. Коллекции С. И. Руденко интересны и тем, что были привезены из тех мест Поволжья и Приуралья, где мордва проживала не компактно, а среди сложного по этническому составу населения, что позволяет на конкретных вещевых комплексах проследить взаимовлияние этих народов.

|

Литература

• Козлов В. И. Расселение мордвы // Вопросы этнической истории мордовского народа. — М., 1960. — Вып. 1; Мордва. — Саранск, 1981; Мокшин Н. Ф. Мордовский этнос. — Саранск, 1989; Его же. Материальная культура мордвы. — Саранск, 2002; Юрчёнков В. А. Хронограф. — Саранск, 1991; Его же. Взгляд со стороны. — Саранск, 1995; Балашов В. А. Бытовая культура мордвы: Традиции и современность. — Саранск, 1992; Мордва. — Саранск, 1995; Вихляев В. И. Происхождение древнемордовской культуры. — Саранск, 2000; Народы Поволжья и Приуралья. — М., 2000; Harva U. Die religiösen Vorstellungen der Mordwinen. — Helsinki, 1952.

Источник

• Энциклопедия Мордовия, В. А. Балашов, М. С. Волкова, Н. Ф. Мокшин, В. Н. Шитов, В. А. Юрчёнков.